И даже сообщает об этом русскому командованию письменно, после чего князь уверенно обещает своей высокой покровительнице: «Вам он Крым поднесет в нынешнюю зиму».

Но это не было одиночест-вом, я знал: товарищи помнят обо мне, придут на помощь, если я попаду в беду. Казни сменялись казнями, их волна катилась из города в город, размах этой оргии поразил даже врагов залитого кровью Крыма – протест выразил сам Потемкин! Русские потребовали даже немедленной выдачи братьев Шагина, которых хан успел посадить в каземат, а также других близких родственников хана, не без основания полагая, что казнь их лишь вопрос времени. Вторую волну переселенцев составили государственные крестьяне и инородцы — на р. Еще до окончательного усмирения крымского народа к Шагину был послан со специальной миссией генерал Самойлов. Эта уверенность и превращала нас в героев. Конской, близ Знаменки, осело 3 тыс. старообрядцев из Новгорода-Северского; около Топлы, Орталан и Старого Крыма селятся армяне; близ Аутки — часть вернувшихся из-за Азова греков. Здесь же все вокруг было чужим и враждебным. Он передал хану предложение оставить престол Крыма ради более высокого – персидского. Третью волну составили иностранцы — меннониты из Эльбинга и Данцига (их заехало более полутысячи человек), затем немцы из Петербурга, Нассау, Вюртембурга и Баварии. Не зная, куда идти, я остановился на углу шумной улицы. И этот властитель, жестокий и слабый настолько, что не смог править собственным народом, всерьез соглашается занять древний трон падишахов! И даже сообщает об этом русскому командованию письменно, после чего князь уверенно обещает своей высокой покровительнице: «Вам он Крым поднесет в нынешнюю зиму». Наконец, в 1810 г. из Турции были приглашены на жительство плотники и каменщики (Заселение, 1900, №27). Мимо меня торопились прохожие - у каждого свои дела, свои заботы. "Какое им дело до меня?" - подумал я. Трудно сказать, что более подвигло Шагина на отречение от престола – надежда на Персию или сознание невозможности сойтись с татарами, до предела ожесточенными последними казнями. Наиболее последовательные из колонизаторов настаивали на продолжении депортации коренных крымчан — на сей раз мусульман, утверждая уже в 1804 г. что для русификации края «потребен миллион народа ремесленного и торгового не мусульманского вероисповедания, вечно враждебного просвещению» (Никольский А.В. 1925, 23). Нехорошее, несправедливое чувство шевельнулось у ме­ня в душе, мне казалось, что между мной и этими людьми - стена. Как бы то ни было, но на исходе 1782 г. хан торжественно объявил старейшинам, что «не хочет быть ханом такого коварного народа», не забыв в этом последнем своем обращении к землякам призвать на них кару Аллаха. Некоторые помещики претворяли эту программу в жизнь, не дожидаясь указов из столицы. Острое, сосущее чувство голода вывело меня из оцепенения, я вспом­нил, что с вечера ничего не ел. "Нужен ты кому или не нужен, а поесть надо", - с ожесточением подумал я. Тут же русские войска полностью заняли полуостров, а флот – крымские порты. Так, губернатор Тавриды А.М. И в январе 1783 г. царица милостиво объявила хану, что из-за его жестокостей к подданным, которые как-никак пользуются покровительством России, сохранение Шагина на престоле «не составляет для государства интереса» (Лашков Ф.Ф. 1886, 31 - 33).